Дмитрий Быков, Олег Кашин, Леонид Мартынюк, Юрий Сапрыкин и Сергей Пархоменко рассказали в интервью “Открытой России” о том, что изменило убийство Бориса Немцова в российском обществе.
Источник публикации: https://openrussia.org/post/view/9249
Дмитрий Быков:
— И вокруг, и в моей жизни изменилось то, что в ней стало гораздо меньше хорошего. Того хорошего, что привносил в нашу жизнь Немцов. Он был человек бесстрашный и неунывающий. Таких людей стало меньше. А дело в том, что когда такой человек гибнет, — причем когда его убивают так демонстративно, — то это очень серьезная острастка для остальных. И вот после гибели Немцова стало очень много насмерть перепуганных людей. Я это видел, кстати говоря, не только в России. Потому что в этот момент я был в Штатах, и я помню, какое впечатление эта смерть произвела на студентов моего курса, среди которых русский был один. А остальные двадцать, которые ходили на мой семинар, были латиноамериканцы, китайцы, американцы, и практически никто не остался к этому равнодушным. Не просто потому, что это были люди продвинутые, знающие российскую ситуацию, — но потому что они были поражены самой демонстративностью происходящего. Все-таки Немцов был политиком первого ряда. И, конечно, очень многие были напуганы страшно. А кроме того, появилось полное ощущение, что возможно действительно все — горизонт возможного чрезвычайно расширился. Я думаю, что шок от этого убийства не прошел. И вот самое сильное средство от страха вообще — это какие-то активные действия. А никаких активных действий сейчас предпринять невозможно. Потому что горизонт возможного расширился, а горизонт возможного ответа на эти действия — колоссально сузился, снизился. И поэтому мне кажется, что адекватной реакции, адекватного протеста, адекватного понимания, что происходит, до сих пор нет. Но этот шок, видимо, проходит. И люди начинают понимать, что, действительно, точка невозврата обозначена и что гибель Немцова стала рубежом. Рубежом, во-первых, потому, что очевиден стал кризис управляемости в нашей стране. Потому что
ясно стало, что ни одна сила не берет на себя ответственность за это, и ни одна сила не сумела это предотвратить.
Ну а кроме того, российский народ не так долготерпелив, как кажется. Он очень не любит, когда власть ни за что не отвечает. Тот факт, что полгода спустя не названы конкретные имена, все время возникают сливы, путаница, нет возможности многих допросить, очень многие выведены вообще из зоны критики и ответственности — этот факт никому не нравится, даже самым ярым лоялистам. Поэтому я думаю, что это рубеж не только для народа, но и для власти — достаточно трагический.
Олег Кашин:
— Я не вижу вообще ничего, что указывало бы на то, что убийство Немцова как-то изменило жизнь общества в целом или каких-то конкретных людей, которых я знаю. Дело вообще не в Немцове — его имя можно заменить любым другим именем или событием. Изменилось ли что-то после Крыма, или после украинской войны, или после освобождения Васильевой, или после ОВД «Дальний»?
Я давно уверен, что обществу нарочно открутили какую-то гайку, которая позволяет накапливать опыт, делать выводы, добиваться того, чтобы что-то не повторилось.
Нет, в обществе ничего не меняется. Может быть, общество изменится не в результате потрясения, но оно должно измениться именно с этой точки зрения: разморозить свое чувство истории. Иначе погибнет.
Леонид Мартынюк:
— Моя жизнь делится теперь на то, что было до 27 февраля 2015 года и после.
Это первая в моей жизни потеря близкого человека, причем неожиданная. Немцов всегда следил за здоровьем, ни дня не проводил без тренажерного зала. Я рассчитывал с ним общаться еще несколько десятилетий. У меня было много планов: продолжать делать с ним видеоролики проекта «Ложь путинского режима», помогать собирать ему материалы для доклада «Путин. Война».
Хотя доклад дописан его соратниками, и видеопроект я планирую восстановить, все это не будет иметь отражения личности Бориса Немцова, его опыта и знаний.
Нет теперь надежного друга и соратника. Когда я еще жил в России, то знал, что что бы со мной ни случилось, мне поможет Борис Немцов. Вполне вероятно, что если бы после моего ареста в августе 2014 года Борис Ефимович не поднял шум в СМИ, то меня бы посадили не на 10 суток, а на гораздо более долгий срок.
Борис Немцов — огромная потеря для российской оппозиции. Он был прирожденным политиком: умел говорить просто о сложном, общаться с любым человеком на равных, обладал харизмой и обаянием, ради общего дела он мог идти на компромиссы, договариваться с совершенно разными по характеру и взглядам людьми.
После убийства я стал более пессимистично смотреть на будущее России. Борис Немцов как политический деятель был для меня еще с 90-х годов символом новой России — не имперской, а демократической, европейской. Полгода назад не стало символа и надежды на такую страну. Конечно, на территории нынешней России когда-нибудь появятся цивилизованные государства, но будет это, очевидно, не в ближайшие годы.
27 февраля по приказу Путина убили лидера демократической оппозиции, а 28 февраля россияне спокойно проснулись, буднично пошли на работу. Они совершенно не осознали тот факт, что ими правит свихнувшийся диктатор. Все остальное: война с Украиной, безумный указ о сжигании еды, запрет на ввоз моющих средств, 20 лет по сфабрикованному делу Олегу Сенцову, общая фашизация общества — это все производные от того, что страна во власти преступников.
Убийство Бориса Немцова стало событием, которое повлияло даже на западные элиты.
Аннексия Крыма, вторжение на Донбасс, сбитый «Боинг» и расстрел у стен Кремля лидера демократической оппозиции — вот четыре трагедии, после которых Путин воспринимается руководителями демократий не иначе, как опасный сумасшедший,
с которым невозможно договариваться, но которого можно изолировать.
Юрий Сапрыкин:
— Лично для меня это большая потеря, которая за полгода не стала менее острой, а может, даже наоборот. По прошествии времени становится понятно, насколько незаменимой и неповторимой была энергия Немцова, его оптимизм, его жизнелюбие — все эти невероятно редкие в российской политике сугубо человеческие качества. Он раздражал огромное количество людей и вызывал кучу споров, но
сейчас понятно, что он был мотором и сердцем не только оппозиции, а политической жизни в широком смысле.
Этой энергии, обаяния, неутомимости, улыбки, в конце концов, ужасно не хватает.
Убийство стало началом очередного раскола в элитах, в разных силовых кланах, который весной принял острую форму, а сейчас куда-то ушел из повестки дня, но абсолютно не разрешился. Со стороны обычного гражданина это еще одно доказательство того, насколько непрозрачной и зависимой от различных факторов является российская правоохранительная система. Мы все видим, как проходит расследование — и нам практически сразу сказали, что заказчиков найти невозможно (а может быть, их и не было). Та стадия, до которой дошло расследование, стала возможной лишь благодаря какой-то санкции или команде сверху. То, что расследование вышло на исполнителей и сейчас пытается работать с ними, — и есть предел, до которого его можно довести. И это очень печально.
Сергей Пархоменко:
— Мне кажется, что поток ежедневных событий смывает все новыми и новыми скандалами, проблемами, новостями то ощущение, которое мы все испытали в день, когда был убит Немцов. И любое общество, конечно, устроено так, что оно быстро забывает и концентрируется на каких-то все новых и новых событиях. И конечно, сегодня мы можем сказать: нет, не произошло такого разделения всей нашей истории на то, что было до убийства Немцова и после убийства Немцова. Поток событий затянул и это тоже. Что, конечно, очень трагично, потому что на самом деле эта потеря, конечно, осталась невосполненной. И она она останется невосполненной. Люди, которые общались с Немцовым, которые дружили с Немцовым, и сегодня испытывают ужасную нехватку его. Такую же острую, как и в тот день, когда мы его потеряли. Вот это я могу сказать о себе совершенно точно: его очень не хватает. И с каждым днем становится все больше и больше понятно, как сильно его не хватает. И это не смывается. Никакие новости, никакие скандалы, конфликты, сенсации, никакие события дня: это остается. И никто не смог его заместить. Никто не смог сделать за него его работу. Никто не смог заполнить ту дыру, которая осталась. И, наверное, это невозможно. За полгода стало понятно, как много он делал на фланге борьбы за свободу в России. Действительно, он участвовал в огромном количестве разных событий, он генерировал очень много разных идей, он произносил очень много важных и нужных слов. Никто эти слова вместо него не произносит, и никто не генерирует эти идеи, и никто не проводит эту работу. И то, в частности, как неудачно в конечном итоге была проведена вся избирательная кампания, до настоящего момента во всяком случае (кампания по подготовке к выборам в нескольких регионах. — Открытая Россия). Понятно, что она происходила под огромным постоянным давлением, и это давление ощущается и сегодня, и при постоянном и очень мощном противодействии всей государственной машины подавления. Но понятно, что в этой ситуации тоже Немцова очень не хватило. И не хватило его в очень важной дискуссии о том, почему обязательно нужно учавствовать в выборах, и почему выборы — это не только голосование, и почему выборы являются важнейшей возможностью для организации диалога между политиками и обществом (и особенно — оппозиционными политиками, лишенными возможности обращаться к обществу нормальным путем, через СМИ).
Каждый день мы видим, что от Немцова осталась вот эта дырка. И каждый день у нас все меньше и меньше надежды на то, что люди, которые организовали это убийство, будут найдены
и наказаны. Если этого не произошло в первые дни и недели, то этого не произойдет теперь очень долго. Может быть, это произойдет тогда, когда в России случатся очень радикальные изменения, сменится власть. А главное, изменится общество и его приоритеты. Этого нужно ждать долго и терпеливо. Но пока шансов на это становится все меньше и меньше.