Это мне снится, крейсер «Аврора»?!

ИТАР-ТАСС
Вести, приходящие из российского военного ведомства, все «чудесатее и чудесатее», как говаривала Алиса. Так в интервью программе «Вести в субботу» министр обороны Сергей Шойгу поведал: выполняя распоряжение высшего руководства страны, он приказал специалистам выяснить, есть ли возможность «воссоздать в первозданном виде» и заставить плавать крейсер «Аврора». Который на сегодняшний день с технической точки зрения представляет собой муляж корабля или, точнее, его мумию. В ходе «реставрации», произведенной в 80-е годы прошлого века, у «Авроры» была срезана вся подводная часть, паровые котлы заменены макетами, гребные винты сняты, днище залито бетоном. По некоторым данным, сам корабль находится на бетонном постаменте. То есть для его реанимации надлежит воссоздать производство паровых котлов начала прошлого века, а заодно и выточить гребные винты. После чего сделать новый корпус и установить на него палубу и надстройки. В итоге получится не дешевле, чем построить вертолетоносец «Мистраль», в разорительной покупке коего ныне принято клясть Анатолия Сердюкова.

Почему же именно сейчас восстановление «Авроры» оказалось так важно для Вооруженных сил? У армии должны быть «незыблемые символы», и «Аврора» — один из них, отвечает Сергей Шойгу. Кто спорит — такие символы, безусловно, необходимы. Символы воинской доблести, патриотизма и верности присяге. Только вот относится ли к таковым «Аврора»? Если я не сошел с ума, то последние 94 года она была одним из главных (если не самым главным) символов Октябрьской революции. Символом вооруженного восстания против существовавшей власти. Если еще точнее: символом участия вооруженных сил в военном перевороте. Замечу, речь идет не об исторической правде (у «Авроры» замечательная военная судьба — тут и подвиг в ходе Цусимского сражения, и героическая защита Финского залива во время Первой Мировой войны, и защита Ленинграда во время Великой Отечественной), а именно о символах. Здесь все совершенно однозначно. «Аврора» — символ военного переворота. Ну и как весь этот, с позволения сказать, символизм соотносится с бесконечными рассуждениями о том, что Россия исчерпала свой лимит революций? Не говоря уже о постулатах, что армия должна быть вне политики?

Подозреваю, что никак. В силу давления то ли «снизу», то ли «сверху» Сергей Шойгу принимает решения, которые должны продемонстрировать всем отказ от наследства дискредитированного Сердюкова. И раз бывший министр приказал команде военных моряков уйти с «Авроры», то Шойгу делает ровно наоборот.

Не берусь судить, является ли происходящее своего рода дымовой завесой, призванной защитить главные достижения сердюковских реформ, или же это ползучая контрреформа. С одной стороны, замначальника Генштаба Александр Постников в своей статье в «Красной звезде» вроде бы одобряет основные элементы этих реформ: переход на трехзвенную систему управления, создание четырех объединенных стратегических командований, увеличение количества контрактников до 415 тысяч военнослужащих, одобрение решительного сокращение офицерского корпуса. Более того, только что Сергей Шойгу и новый начальник Генерального штаба Валерий Герасимов презентовали Путину План обороны Российской Федерации, в подготовке которого принимали участие аж 49 министерств и ведомств. Совершенно очевидно, что подобный документ, в котором впервые удалось учесть «все программы, связанные с обороной нашей страны: и программу вооружения, и мобилизационную программу, и программы всех министерств и ведомств по всей территории нашей страны», нельзя изготовить за пару месяцев, прошедших после отставки Сердюкова. Если этот документ написан не на коленке по немедленному требованию президента, то делали его Сердюков и его начальник Генерального штаба Николай Макаров.

С другой стороны, тихой сапой идет ревизия подходов Сердюкова. Шойгу и Герасимов сидели на ежегодной сессии Академии военных наук. И слушали вице-премьера Дмитрия Рогозина, который бодро сравнил смену руководства Минобороны с победой над фашистами в битве под Москвой. Более того, Шойгу доложил Путину, что, согласно новому подходу, капитальный и средний ремонт военной техники передается оборонной промышленности. При этом персонал ремонтных заводов «высвобождается». Вопрос о том, сколько запросит ОПК за этот ремонт, остается открытым. В том же интервью «Вестям» Шойгу чуть ли не умоляет промышленность, чтобы она «просыпалась, но выставляла реальные цены». Министр, оказывается, настолько наивен, чтобы верить: корпорации, оказавшись полными монополистами, назначат на свою продукцию божеские цены. Или он по каждому случаю завышения цены будет жаловаться Путину или даже самому Дмитрию Рогозину?

Та же история и в случае с военным образованием. Шойгу отменил решение Сердюкова о том, что базовое военное образование офицеры получают один раз, а затем недолго — максимум 10 месяцев — обучаются в военных академиях и на спецкурсах перед получением каждой новой должности, а с ней и звания. Эти решения неизбежно вели к закрытию значительного количества военных училищ и академий. Что вызвало вполне ожидаемую реакцию профессорско-преподавательского состава. Генералы и полковники вовсе не писали в разные инстанции, что им неохота покидать квартиры в Москве или ближнем Подмосковье. Они информировали всех, что разрушается уникальная система советского военного образования. Действительно уникальная — все прочие от нее отказались. Помню настоящую ярость интеллигентнейшего Игоря Сергеева. Министр обороны заехал как-то в Академию Генштаба и выяснил: будущие стратеги в генеральских званиях изучают, какой заряд потребуется для взрыва… пня. Только потому, что слушателей было нечем занять.

И вот теперь, идя навстречу «армейской общественности», Шойгу велел вернуться к старой трехзвенной системе военного образования — военное училище (четыре года), академия (два года), Академия Генштаба (еще два года). Таким образом, треть срока своей службы будущие руководители Вооруженных сил обречены проводить вдали от войск. Мало этого. Новый министр обороны отдал приказ о приеме новых слушателей в военные училища. В течение последних двух-трех лет прием был практически прекращен: в результате реформ образовался гигантский резерв офицерских кадров. В последние годы многих выпускников военных вузов назначали на сержантские должности. И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, места освободились — в военные училища снова объявлен прием. При этом один бог знает, куда делись несколько десятков тысяч офицеров, находившихся за штатом.

Кроме того, пусть с оговорками, но начальник Генштаба Валерий Герасимов заявил, что «крупномасштабные войны никто не отрицает, и о неготовности к ним и речи быть не может». На жаргоне отечественных стратегов «крупномасштабной» именуется мировая война. А если такая война допускается, то, значит, должны быть средства для ее ведения. И речь не только об обмене ядерными ударами, которые прекратят жизнь на планете. Если готовиться к войне с глобальными противниками, стало быть, надо возвращаться к концепции массовой мобилизации, от которой вроде бы отказался Сердюков. Т.е. вернутся кадрированные соединения, а сама армия вновь станет «черной дырой», где без какого-либо результата исчезают любые инвестиции. И вот уже Генштаб обращается к Шойгу с просьбой отменить решение Сердюкова о том, чтобы солдаты-срочники служили бы поближе к дому.

Давайте называть вещи своими именами. Талантливый организатор, умный человек Сергей Шойгу не собирается долго задерживаться на должности министра обороны. И поэтому с легким сердцем делает все, что от него хотят генералы. А они хотят строить паровые котлы в эпоху атомных реакторов…