Борис НЕМЦОВ (10 суток ареста): «Я первый в России спецсубъект, которого задержали, бросили в полицейский участок, а потом еще и арестовали»
— Борис, как тебя задерживали? Видео не нашла, поэтому спрашиваю.
— Видео нет, хотя были камеры, я давал в момент задержания интервью французам и еще какому-то интернет-порталу. Сейчас объясню, почему нет видео. Дело в том, что когда подошли ко мне полицейские и сказали: «Пройдемте в автобус», — я спокойно извинился и сказал: «Всего вам хорошего», — и пошел. И они меня даже не взяли. Я шел, ОМОН до меня не дотрагивался. И народ не понял, что это задержание. Я просто зашел автобус. ОМОНовцы под копирку написали одинаковые рапорта, что я махал руками, кричал что-то и т.д.
— А написали рапорты именно те, которые и направили тебя в автобус?
— Естественно, писали в ОВД Москвы. Нас привезли с Навальным в Тверское отделение, где мы с ним и провели эту незабываемую ночь в камере на двоих. Сотрудники были очень доброжелательные, сказали: «Ну, сейчас вас отпустят, никаких проблем нет, вы действительно стояли разговаривали с Димой Гудковым, депутатом, да еще к тому вы же депутат». Один — Виталий Апенкин, рядовой, командир отделения 2-й роты 3-го взвода 3-го отдельного батальона ОМОН ЦСМ ГУ МВД России по г.Москве, второй – Алексей Бирюков, прапорщик, командир отделения 1-й роты 1-го взвода 3-го отдельного батальона ОМОН ЦСМ ГУ МВД России по г.Москве. Короче говоря, один из них сидел с нами, балагурил, расспрашивал меня про доклады «Жизнь раба на галерах», «Путин и «Газпром» и все говорил, что нас отпустят.
Потом его вызвали, я его больше не видел, видел только его рапорт, где написано, что я размахивал руками, оказывал неповиновение какое-то и прочее. Причем, эти рапорты написаны для всех абсолютно в идентичной форме с точностью до запятых и точек. И у Навального такой же рапорт.
Они, полицейские, лжесвидетельствовали – это тяжкий грех. Это один из десяти грехов – лжесвидетельство. Они выполняли указание политического руководства и лжесвидетельствовали, чтобы нас арестовали. Вот, что они делали. Эти люди лжесвидетельствовали. Это очень важно.
Причем, он краснел в этом суде, бедолага, Леха, с которым мы болтали там…
— Тебе его жалко, что ли?
— Мне его не жалко, мне противно. И ему было неприятно. Людям пришивали по рапортам полицейских статьи, под которые они не подпадали. Если бы они были честными людьми и знали бы, что не надо нарушать заповеди, эти люди сказали бы так: «Этот митинг не согласован. Граждане, которые там были, не оказывали сопротивления полиции, они все подпадают под действие статьи 20.2». Вот это было бы не лжесвидетельство, это было бы честно. А когда они говорят, что Немцов махал руками, кричал «Долой Путина!», «Путин – вор!» и т.д. – это все бред сивой кобылы, понимаешь. Они лжесвидетельствовали. Это главная к ним претензия… Меня отправили в автобус около «Националя». Навального взяли на другой стороне. А рапорты у нас идентичные. И время задержания и один и тот же человек задерживал.. У меня не было звукоусиливающей аппаратуры, у меня не было плакатов, я ничего не кричал и до меня не дотрагивались полицейские. И за это я получил 10 суток.
(Комментарий Александра Куликовского, члена ОНК Москвы: “Важно отметить, что статья 20.2 часть 5 предполагает ответственность за участие в публичном мероприятии в том определении публичного мероприятия, которое установлено федеральным законом № 54. Человек, который стоит на тротуаре, молчит или разговаривает, или дает интервью, не является участником какого-либо публичного мероприятия. Я в тот вечер стоял разговаривал с другим членом ОНК. ОМОНовец берет меня за руку и отводит в автобус. Рядом со мной было еще пять таких человек. Вот эти люди под 20.2 тоже не подпадают, потому что они не являлись участниками публичного мероприятия. Но они получили штраф от 10 до 20 тысяч рублей”.)
А дальше во всех судах рапорт поддерживается. Всегда. Причем, судьи, как зомби, они получили рапорт, они получили инструкцию от Егоровой, это видно. У них синхронизированы были вынесения постановлений по нам. По Навальному почему семь суток? Просто у него было видео. Это просто свинья в мантии, отвратительная совершенно, просто под люстрацию их всех, или в «список Магнитского», либо я не знаю, что с ними делать, но они совершеннейшие беспредельщики, им по фигу закон. Полицейские больше чтут закон, по-моему, чем судьи. Это то, что я увидел.
— Сколько человек в ту ночь было доставлено в Тверское отделение?
— В «Тверском» сидел я, Навальный, Коля Ляскин и Надя Митюшкина. Все сейчас здесь в приемнике по ст. 19.3 (Неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции). Сначала нас оформляли по 20.2 (Нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования), а потом концепция поменялась…
Я думаю так: указание было из Кремля. Задержано в тот вечер было 430 человек, с утра у суда задержали 234. И еще если взять пятницу, 21-го, то всего 800 получается. Это абсолютный рекорд. Арестованы по 19.3 только лидеры оппозиции. Ну, очевидно совершенно, что они выполняют политический заказ.
(Комментарий Александра Куликовского, члена ОНК Москвы: “Да, задержали 420. Из них 82 человека по 19.3. Что такое 19.3? Сопротивлялся, не выполнял законное требование. Теперь возникает вопрос: если не нарушал 20.2, стоял на тротуаре, разговаривал с журналистами, то в чем заключается невыполнение и в чем заключается законное требование сотрудника полиции? Вот во всех решениях судов написано «нарушал правопорядок», «мешал ходить людям». Такого нет у нас закона федерального, ни административного кодекса, что «мешал».)
Создан уникальный для России прецедент. Дело в том, что я депутат, как известно, и в отношении меня действует закон, который называется «Об основах организации законодательных и исполнительных органов власти субъектов Федерации», и там есть статья 13-я, согласно которой задержание по административным и уголовным делам депутатов производится в так называемом особом порядке. На самом деле это первый случай в истории России, когда депутата задержали, а потом арестовали, и судья при этом посчитала, что никакого особого порядка быть не должно. То есть она приостановила действие российского закона.
— А особый порядок действует в отношении тебя на всей территории России, не только на территории Ярославской области, где ты депутат?
— На всей территории России. Это федеральный закон, подчеркиваю, это не ярославский закон. Они для себя писали, потому что я так называемый спецсубъект. К спецсубъектам относятся судьи, прокуроры, региональные депутаты, полицейские, следователи. Это спецсубъекты. Я первый в России спецсубъект, которого задержали, бросили в полицейский участок, а потом еще и арестовали решением гражданки Ковалевской. На абсолютно позорнейшем суде судья, совершенно остекленевшая и только мантия выдает в ней судью, а так-то зомби, по фамилии Ковалевская, зовут ее Александра (не Софья, к счастью), то есть эта судья… Под люстрацию попадет 100 процентов. Вообще весь Тверской суд. В материалах дела не было согласия прокурора, а спецпроцедура предполагает согласие прокурора города. Мой адвокат Вадим Прохоров звонил прокурорам, те что-то мычали невнятное и т.д., но никаких документов, ничего нет. Судья (Ковалевская) просто сказала, что нет никакого на вас особого порядка. Ее очень раздражало, что устные показания полицейских, которые были даны в суде, сильно расходятся с написанными под копирку рапортами. Она снимала вопросы, которые я задавал. А я задавал простые вопросы. Я говорю: «Я сопротивлялся?» Они говорят: «Нет». — «А вы до меня дотрагивались?» Они говорят: «Нет». Я говорю: «А вот вы написали, что 19.3 статья, что я противодействовал?» Они говорят: «Ну да, написали». Я говорю: «А почему у вас все одинаково написано?» Они говорят: «Не знаем».
Я все-таки был первым вице-премьером, губером, зампредом Госдумы, руководителем фракции и т.д. И я никогда не оказываю никакого сопротивления полиции, в принципе, просто я из другого мира, ну то есть из системы из этой. Это полнейший абсурд. Это было указание лично Путина. Я уверен на тысячу процентов. Потому что арест всех лидеров оппозиции не может быть решением какого-то клоуна. Он приехал с Олимпиады, он в истерике, я уверен, что это его личное указание.
— То есть накануне, у Замоскворецкого суда, тебя не трогали?
— Нет. Команды не было. Причем, они демонстративно мимо меня проходили, даже раскланивались, кто-то благодарил за доклады. Они же такие. Такая история. Мы очень правильно сделали, я горжусь этим, я бы сейчас то же самое сделал — что мы пришли поддержать ребят. Им гораздо тяжелее, чем нам, это очевидно. И то, что этим нашим арестом хотят нас запугать, — всё это уже проходили, это ничего не работает.
— Как к тебе относились в отделении милиции?
— Да нормально. Была еда, постельное белье. С ночного новогоднего задержания камера сильно улучшилась. Там сделали ремонт, там бросили на пол матрасы, и там даже можно было постелить одноразовое белье. То есть я сильно улучшил их условия содержания своим пребыванием там на бетонном полу и не ремонтированными стенами с 50-х годов. Там был кошмар просто, реальный кошмар. Даже Европейский суд занимался той камерой.
— А здесь, в приемнике, как тебе?
— Ну, ребята отличные, я один политический, остальные автомобилисты. Здесь сделали ремонт. У меня есть всего одна просьба. Дело в том, что здесь душ раз в неделю. Должен сказать, что я очень избалованный, конечно, цивилизацией, я хожу в душ два раза в день. Я не прошу два раза в день, товарищ подполковник (обращается к начальнику изолятора. — Е.М.). Можно и за деньги. Я готов платить, за всю камеру… (Комментарий нач. изолятора: – Регламента нет пока что). Это абсурд. Я объясню, почему это абсурд. Здесь сделали только что ремонт, здесь реально хорошие условия и отхожее место сделали наконец-то закрытым. Это реально прогресс. И иметь арестантов вонючих просто, мне кажется, негигиенично в целом для заведения. А раз в неделю — это, конечно, ужас.
— То есть за весь твой срок – 10 дней – душ будет один раз?
— Я вчера был, к счастью, в душе, поэтому не сильно пахну. В следующий раз меня должны повести в душ в среду.
— То есть у тебя есть мечта.
— Ну, как у Мартина Лютера Кинга примерно.
— Чем тебя здесь кормят ?
— Знаешь, чем хорошо быть лидером партии и движения? Тем, что с голоду не умрешь нигде. Мне все несут передачи. А что здесь?! Вчера вечером были макароны, как в легендарном фильме… Лена, ты не о том спрашиваешь. Я предлагаю там, где прогулочный дворик, установить турник, штангу и брусья.
— Тогда душ нужен будет не один раз в день.
— Заметь, я с этого начал…
— Боря, есть какие-нибудь пожелания, кроме душа?
— Я на волю хочу.
Надежда МИТЮШКИНА (10 суток ареста): «Ну, здравствуй, автозак»
— Меня в этот раз задержали очень нелепо. Я часто иду на несогласованные акции сознательно, с плакатами, и никогда при этом не отрицаю, что я пришла, в суде всегда говорю, что — да, вот я пришла, у меня был плакат… Я в такой ситуации только обычно жалуюсь, что сотрудники полиции мне не представились и не дали возможности, например, прекратить мероприятие. А был как-то случай, когда представились, и я прекратила акцию.
Меня в тот день, 24 февраля, утром уже задерживали, когда всех выгоняли с Большой Татарской улицы (не с Татарской, где суд Замоскворецкий, а с Большой Татарской). Я пыталась объяснить, зачем нас выдавливать к метро, когда мы стоим просто на тротуаре, дальше идти некуда. Меня задержали, оформили переход дороги в неположенном месте и отпустили. Честно говоря, в этот день уже хватило. Вечером я приехала в центр, встретила Борю Немцова, но как раз набежали журналисты. Так как мы с Борей в одной организации (ПАРНАС), мы давно знакомы, я знаю, что всегда очень неудобно, когда журналистам не хватает места, они начинают сзади тыкать микрофончиком мне в ухо. И мы к такой ситуации уже давным-давно привыкли, и мы просто встаем за его спиной. Борис давал интервью, мы стояли сзади. Справа был проход, слева был проход, до метро было достаточно большое расстояние, люди спокойно, кому нужно было пройти в метро, проходили.
В мегафон произносили, что «ваша акция не санкционирована». И к Борису подходит ОМОН, начинает вести в автозак. Так как большая толпа, я понимаю, что мне назад идти смысла нет. Я начинаю идти следом за ними просто к автозаку, просто провожать, ну потому что, в общем, и деваться особо некуда. Дохожу до автозака, и тут мне полицейский говорит: «Заходите». Причем, до меня ни один полицейский не дотрагивался, вообще никаких слов мне никто не произносил, я просто шла следом. И когда мне сказали: «Заходите», — опять же из-за того, что я никогда не сопротивляюсь при задержании, у меня такое правило, — я засмеялась и сказала: «Ну, здравствуй, автозак» — и зашла.
Мне никто не представлялся, меня ни о чем не предупреждали, мне не говорили, что я задержана, до меня не дотрагивался ни один полицейский, пока я шла к автозаку, меня никто не трогал.
(Комментарий Александра Куликовского, члена ОНК Москвы: “Сотрудник полиции, который не представился, не сообщил причину задержания, не выполнил статью 5-ю Закона о полиции. Полицейский не просто не выполнил, но и не уведомил человека о том, что тот находится в статусе задержанного. Это ключевой момент”.)
Нас в автозаке было очень много — 22 человека. Нас подвезли к ОВД «Тверское» и сказали выгружаться только Борису. Борис выходит, и уже почти дошел до двери, потом этот, кто его выгружал, поворачивается и говорит: «Ну и вы идите сюда». Я думаю, ладно. Я не знала, что там уже Навальный и Коля Ляскин.
Нас отвели вниз, в дежурку. Сначала думала, что это просто потому, что нас четверо и им не хотелось нас поднимать наверх, как они обычно делают, в актовый зал. Стоят наши защитники, мы их видим, мы слышим их голоса. Им говорят: «В дежурке находиться не положено». Мы говорим: «Хорошо, тогда отведите нас наверх в актовый зал». — «Потом».
Потом, потом, потом, потом… Время идет, час проходит, два.
(Комментарий Александра Куликовского, члена ОНК Москвы: “Задержанные имеют право на незамедлительный допуск к ним защитника или адвоката. Адвокаты и защитники Немцова, Навального, Яшина, Ляскина ждали у входа в отдел полиции несколько часов.)
Потом меня в какой-то момент забирают с моим защитником. Приводят в кабинет, начинаются первые разговоры — где рапорта и т.д. Потом сотрудник полиции уходит, его нет, нет, нет, мы сидим, сидим, сидим… Потом он приходит, говорит: «Пока ждите». Я говорю: «Ну, может быть, пока ждем, я могу выйти покурить». Он говорит: «Пойдемте». И уводит меня обратно в дежурку, запирает и моего защитника не пускает.
Потом меня вернули вниз, и опять время потянулось, час еще прошел. И где-то минут за 10—15 до того, как должно истечь три часа, вдруг ко мне пустили моего защитника Горинова и начали опять говорить про протоколы, а Горинов говорит: «Вы не оформляли вместе с моей подзащитной протокол доставления. Если вы за 10 минут ничего не напишете… Нам пора идти». И как-то меня даже в дверь в первую выпустили, а потом меня схватили и запихали обратно. Моего защитника опять не пустили. И в следующий раз за нами пришли через три с половиной часа, и опять: «Пойдемте наверх оформлять протоколы». Защитник начинает смотреть протокол доставления и рапорты. В этот момент заводят двух понятых, и при мне им говорят, что я отказываюсь от подписи (а я в этот момент вместе с защитником знакомлюсь с протоколом), оформляют протоколы с понятыми, что я отказываюсь от подписи.
— А что за понятые?
— Ну просто девочек с улицы каких-то привели, которые ничего не понимают, сказали: «Дайте паспорта, и вот тут распишитесь». И это уже были документы по 19.3.
— Как проходил суд?
— Мы подали ходатайство, чтобы была предоставлена оперативная съемка. Нам отказали в этом ходатайстве. Двое полицейских, которые, по-моему, задерживали Немцова, а не меня, рассказали о том, как я махала руками, пиналась, кричала, привлекала к себе внимание, отказывалась идти, когда меня задерживали…
— Сотрудник полиции, пригласивший вас в автобус, был в суде?
— Его не было в суде.
— Рапорты были тех людей, кого вы не видели?
— Конечно. Но опять же это частое явление.
— Это первый раз, когда вас оформили по 19.3?
— По 19.3 — эта третья. Первая была в 2010 году, когда задержали очень много людей 31-го на Триумфальной площади. Нас привезли в ОВД «Арбат» чуть ли не под 40 человек. Они начали оформлять 20.2 и поняли, что не успевают с таким количеством народа. И они стали на всех оформлять 19.3, и оформляли нас часов 6 или 7, потом отпустили. И это 19.3, оно зафиксировано, что оно оформлялось, но оно не дошло до суда, по нему не было никакого решения.
Вторая у меня была в 2012 году 6 мая, когда опять же задержали огромное количество людей и всех оставили на ночь. Я была заявителем 6 мая, и мне нужно было вернуться к сцене и присутствовать при демонтаже, потому что у нас там были вещи. Народ собирал то, что осталось, там валялись груды мегафонов, причем, не все наши. И я подошла к цепи ОМОНа, которая перегораживала проход к сцене, показала бейджик, показала паспорт, показала копию согласования и объяснила, что мне нужно пройти. Это было где-то в восемь вечера. Там уже вообще все было зачищено. ОМОНовцы меня схватили и повели в автозак. И тогда мне дали просто сутки по отсидке, меня привезли в суд и отпустили тут же.
— На суде были сотрудники полиции, которые говорили, что вы сопротивлялись?
— Да-да, они были, они писали рапорта. Они задерживали Немцова, они заодно написали и на меня рапорта.
— А фамилии помните их?
— Один, по-моему, Бирюков, второй Опенкин. Мы просили на суде приобщить оперативную съемку УВД, потому что оперативники всегда снимают. Но судья нам отказала. Она сказала, что ей достаточно показаний сотрудников, которым она доверяет.