Владимир Милов об аварии на Саяно-Шушенской ГЭС

Наследие авантюрной индустриализации

Системных проблем, которые высветила катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС, не меньше, чем спекуляций по поводу возможных причин аварии.

Причины мы можем никогда и не узнать. Телеметрическая аппаратура в машинном зале ГЭС в значительной степени разрушена, существует множество самых разных версий – от гидроудара, произошедшего по непонятным причинам, до самопроизвольного разрушения турбины. Никакая из версий не подтверждается в полной мере – например, ничто убедительно не объясняет, почему разрушились 2-й, 7-й и 9-й гидроагрегаты, не расположенные рядом.

Неубедительна попытка привязать аварию на СШГЭС к общей для электроэнергетики проблеме износа оборудования – станция является относительно новой по меркам гидроэнергетики, первый гидроагрегат был запущен в конце декабря 1978 года, остальные в 1980-е, срок службы большинства гидроагрегатов составляет чуть более или около 30 лет, что для такого типа оборудования – период небольшой. Хотя именно таков нормативный срок работы гидроагрегатов, специалистам известно, что обычно нормативные сроки их службы слишком пессимистичны и занижены, и на практике его ресурс обычно спокойно продлевается, а агрегаты служат много дольше. Для сравнения: ГЭС Волжского каскада эксплуатируются вообще с конца 1950-х годов, Красноярская ГЭС – с конца 1960-х. То есть Саяно-Шушенская ГЭС – одна из самых молодых в отрасли.

Попытки списать проблемы ГЭС на наследие Анатолия Чубайса также вряд ли правомерны: возглавляя РАО ЕЭС, он как раз делал для нормализации положения на станции больше, чем кто бы то ни было. Активно убеждал регуляторов выделять дополнительные средства на заделывание трещин в теле плотины ГЭС, в 2000-е годы, несмотря на первоначальное отсутствие выделенных средств, начал строить обводной береговой водосброс взамен плохо спроектированного штатного водосброса.

Вообще-то СШГЭС всегда была масштабной головной болью для электроэнергетической отрасли страны, ее просто преследовали беды и несчастья. Причины две – головотяпство советских проектировщиков и традиционные для СССР авральные методы строительства, приводившие к потере надежности сооружаемых объектов. Неудачная станция – памятник советской эпохе индустриальной гигантомании, с ее шапкозакидательством, колоссальными просчетами, прикрывающим их очковтирательством, пренебрежением качеством в ущерб количеству и срокам («план по валу»). Тогда объект спешили сдать быстрей-быстрей, к очередному Новому году (1979-му), из-за этого нарушались технологии строительства. Стремление сэкономить бетон привело к тому, что была выбрана конструкция плотины, споры об устойчивости которой идут до сих пор.

Первая крупная авария на станции случилась уже через месяцы после пуска первого гидроагрегата – он вылетел при первом же паводке. Паводки 1985 и 1988 годов обернулись разрушением водобойного колодца (участок дна под плотиной, призванный гасить огромную энергию падающей воды) – с тех пор ГЭС эксплуатируется в щадящем режиме на пониженной отметке.

После начала эксплуатации происходило активное вымывание бетона (вода просачивалась сквозь тело плотины), в теле плотины развивались трещины (кстати, нет уверенности, что в результате последней аварии они не получили дальнейшего развития).

Конструктивные дефекты станции с большой вероятностью могут быть в числе причин последней катастрофы. По крайней мере, недостаточная устойчивость ГЭС к гидроударам по вине проектировщиков была очевидной давно. Хотя, возможно, причина и не в гидроударе.

Важнее другое – как и в случае с Чернобыльской АЭС, какими бы причинами ни были вызваны такие крупные аварии на опасных промышленных объектах, они, во-первых, вполне реальны, а во-вторых, могут приводить к катастрофическим последствиям. Это не нападение динозавров из космоса – это может происходить здесь и сейчас.

И в этом – повод задуматься о рисках, которые несет нам строительство таких опасных промышленных гигантов, как АЭС и крупные ГЭС. В середине прошлого века, в эпоху индустриального романтизма, об этом не задумывались. Между тем, оценки возможного числа жертв в случае разрушения крупных плотин поражают воображение. В случае с СШГЭС это может быть до полумиллиона человек, с некоторыми другими ГЭС – еще больше.

Альтернативы крупным ГЭС и АЭС понятны – никакая авария на тепловой электростанции (например, парогазовой или газотурбинной) даже близко не будет сравнима с тем масштабом катастрофы, который ждет нас в случае разрушения атомного реактора или плотины крупной ГЭС. Природного газа и в России, и в мире предостаточно.

В развитых странах от строительства новых крупных ГЭС почти отказались, их строят только в развивающихся – крупные гидроэлектростанции мощностью свыше 2 тысяч мегаватт сегодня сооружаются только в Китае, Индии, Бразилии, Демократической Республике Конго, Аргентине, Венесуэле и, увы, России.

Единственное исключение – проект ГЭС Lower Churchill в Канаде, окончательное решение по которому еще не принято.

Произошедшая на СШГЭС катастрофа – лишь верхушка айсберга; мы не знаем, каковы будут далеко идущие последствия нынешней аварии. Могли развиться трещины в плотине. Выход из строя турбин резко снизил возможности водосброса на станции, что угрожает катастрофическими последствиями, если турбины не удастся запустить до весеннего паводка – с мощным паводком водосброс не справится.

Случай с СШГЭС, таким образом, – вовсе не предвестник начальной стадии обвала изношенной советской инфраструктуры. Не так уж она и изношена в данном случае. Тут другое. Речь о последствиях непродуманной советской индустриализации, с эхом которых нам приходится сталкиваться до сих пор.

Самое печальное, что экономический смысл этой самой индустриализации крайне сомнителен – в случае с Восточной Сибирью уж точно. Сначала советские планировщики строили там крупные ГЭС, потом создавался избыток мощности, для стерилизации которого нужно было создавать новые крупные производства. Например, алюминиевые заводы, удаленные за 4 тысячи километров от портов, – никто в мире так не строит. Для того, чтобы эти заводы работали, нужно возить африканский глинозем с Дальнего Востока за 4 тысячи км, а потом везти обратно алюминий в порт для отгрузки на экспорт. Без сверхдешевой электроэнергии и дотируемых транспортных тарифов такой «бизнес по-советски» нерентабелен в принципе – всю эту кривую экономику «осваивания Сибири» в свое время блестяще описали американские профессоры Килффорд Гэдди и Фиона Хилл в книге «Сибирское проклятие».

Избыток энергомощностей в Сибири был проблемой всегда – мы видим, что даже в связи с выходом из строя СШГЭС замещающие мощности относительно быстро удалось найти.

Коэффициент использования мощности действующих ГЭС низкий (в среднем по электростанциям «Русгидро» он составляет всего лишь 40%). Тем более удивляет, что при Путине началась вторая волна реиндустриализации Сибири, важной составляющей которой являются планы строительства новых крупных ГЭС – Богучанской, Эвенкийской. Их мощности будут невостребованы, если только не начать строить в Сибири новые мегапроизводства, неконкурентоспособные из-за высоких издержек транспортировки продукции на рынки сбыта. И все это опять же несет в себе огромные затраты, риски, наверняка и конструктивные дефекты – проектируют новые плотины все те же советские гидропроектные институты.

Зачем нам это все?

Владимир Милов, Газета.Ru