Анастасия Рыбаченко: Рассказ “Неизвестной”

Как и ожидалось, интерпретировать слова Путина, сказанные в разговоре с Шевчуком, как обещание не разгонять митинг на Триумфальной не следовало. Митинг и в этот раз разогнали – и даже жестче, чем обычно. Я видела, как били людей, которые просто снимали митинг, как их кидали на землю и ногами били видеоаппаратуру. Как ватага ментов двинулась по направлению ко Льву Пономареву, но неожиданно наткнулась на машину, неизвестно откуда взявшуюся в центре толпы, и отступила.

С другой стороны, несмотря на все эти зверства, люди, вышедшие в этот раз на площадь, были воодушевлены, были активнее чем обычно и полны боевой энергии.

Меня схватили минут через 15 после того, как я вышла на площадь, заломили руки, потащили в милицейский автобус. Там уже сидело 22 человека, среди них Аксенов от нацболов, Всеволод Чернозуб из «Солидарности», Вера Кичанова из «Новой газеты», Саша Артемьев из «Газеты.ру»… Было тесно, двое человек стояли, потому что некуда было сесть, окна запотели от жары. Меня втащили в автобус, и мы сразу поехали.

Около полутора часов мы ездили кругами по центру города, милиционеры куда-то звонили, просили объяснить, как доехать до ОВД. Это меня всегда поражало – как ни попаду в автозак, вечно за рулем водитель, который ездит так, что грех не пошутить, спросив, за сколько он купил права, и вечно этот водитель не знает дороги. Пока омоновцы искали ОВД «Замоскворечье», мы задыхались от жары – на окнах были решетки, и потому открыть форточки было нереально.

Через полтора часа мы наконец прибыли. Нас разместили на территории ОВД во дворике, задержанные выжимали одежду, приходили в себя, одна девушка была почти в обмороке. Уже минут через 15 к ОВД подъехали сочувствующие – привезли воду. За это время один человек успел сбежать – перелез через забор, за ним лениво полезли два омоновца, но так и не догнали.

Примерно 40 минут мы сидели во дворике и ждали, когда же нас заведут в здание ОВД и начнут наконец оформлять. Но вместо этого нам через 40 минут неожиданно предложили вернуться в автобус. Мы отказались, попросили не затягивать с оформлением протоколов. Дело в том, что милиционеры не имеют права удерживать участников несогласованного митинга дольше трех часов с момента доставления в ОВД. Но в ОВД нас по сути еще не доставили, так как мы сидели во дворе, и факт нашего доставления никто фиксировать не хотел, а был уже девятый час вечера.

В общем, идти обратно мы отказались. Тогда омоновцы стали хватать людей и насильно тащить их в автобус, меня по пути бросили на землю и протащили по луже, а в автобус запихнули ногами. Тогда мы забаррикадировались в автобусе в знак протеста против избиений. Когда омоновцы предложили нам все-таки начать заполнять протоколы, мы отказались, сказав, что пока нам не назовут имена и должности избивавших, мы не выйдем из автобуса и не станет сообщать свои паспортные данные. Минут через 20 нас стали насильно вытаскивать из автобуса: людей били о решетки, о скамьи, на которых мы сидели, рвали одежду, Саше Артемьеву из «Газеты.ру» сломали руку. Так нас затащили в ОВД.

Саше вызвали скорую, и его госпитализировали. Остальных держали в ОВД до 4 утра, всем писали статьи 20.2 и 19.3 КоАП (участие в несогласованном митинге и неповиновение законным требованиям сотрудниками милиции). Обычно оппозиционерам дают только 20.2 и только в исключительных случаях пишут еще и «неповиновение», но в этот раз 19.3 дали всем – эта статья может наказываться заключением до 15 суток, к тому же дает право удерживать человека до суда трое суток. Статья 20.2 дает право удерживать человека только 3 часа. Видимо, поэтому милиционеры и писали всем 19.3, так как оформить протоколы за 3 часа не успевали, пришлось возиться с оппозиционерами всю ночь. В рапортах у милиционеров везде был один и тот же текст – «высказывал оскорбительные высказывания», «вызвал возмущение прохожих» и все в таком духе.

Меня в ОВД продержали дольше остальных по той причине, что я продолжала требовать назвать имена и должности тех людей, которые нас били, а до этого момента отказывалась давать свои паспортные данные. Хотя несколько человек также отказывались давать паспорта, подписывать протоколы и писать объяснительные, на ночь в ОВД оставили только меня.

Было подано два заявления дежурному: одно коллективное – по факту избиений, одно одиночное – по факту того, что замначальника по КиВоР (кадровой и воспитательной работе) Бурлаков покрывает своих подчиненных: мы его вызвали и попросили назвать имена людей, которые нас били, показали фотографии, он подчиненных своих узнал, но фамилии их назвать отказался. Начальник штаба Нархов также имена избивавших отказался называть.

Около 7 утра мне стали звонить коллеги по «Солидарности», узнавать, почему меня до сих пор удерживают, они подключили к моему освобождению правозащитников и СМИ. Как только факт моего удержания в ОВД стал получать огласку, милиционеры стали суетиться, а когда к ОВД подъехал мой защитник, в течение двух минут меня вывели из камеры, привели двух уборщиц, спросили, владеют ли они русским, после чего попросили расписаться в протоколах, что они как понятые свидетельствуют, что я отказываюсь от дачи подписи. В протоколах была указана фамилия «Неизвестная» и имя «Неизвестная».

Блог Анастасии Рыбаченко на сайте “Грани.Ru”