Сергей Жаворонков: Налоговый терроризм

Налоговый терроризм

О незыблемости права россиян на частную собственность уверенно говорилось еще в послании президента в 2005 году. Между тем этого права мы лишены до сих пор.

Термин «налоговый терроризм» был введен в обиход, как это ни парадоксально, его основателем – нынешним премьер-министром России в президентском послании 2005 года. Как известно, решив на рубеже 2003-2004 гг. ликвидировать институт частной собственности как независимого от власти права на распоряжение имуществом, президент страны пошел не по ожидавшемуся многими (и начавшему, казалось, реализовываться в случае с самым первым из «дел ЮКОСа» – делом «Апатита») пути пересмотра итогов приватизации, а по пути выдвижения к неугодным предпринимателям налоговых претензий. В частности, ЮКОС удостоился крупнейшего в мировой истории налогового иска: сумма претензий к его компаниям всего за три года составила более 27 млрд долларов.

Послание 2005 г. (как и многие публичные выступления бывшего российского президента) содержало весьма здравые идеи и было призвано послать сигнал бизнесу о том, что «дело ЮКОСа» является исключением из правил, вызванным очевидным и «непонятийным» вмешательством собственников компании в федеральную политику. Намеки на законодательные новеллы были призваны продемонстрировать, что ЮКОС-таки да, разграбят, а вот с некоего понедельника жизнь пойдет по-новому. Позволим себе крупную цитату, ибо в данном послании ситуация оценена вполне адекватно.

«…Незыблемость права частной собственности – это основа основ ведения всякого бизнеса. Правила, которых придерживается в этой области государство, должны быть ясны для всех и, что немаловажно, быть стабильны. Это позволяет нормально планировать и ведение бизнеса, и жизнь каждого, кто развивает свое дело. Это позволяет гражданам спокойно, без опасений, заключать соглашения по таким жизненно важным вопросам, как, например, приобретение жилья или его приватизация, которая в основном уже прошла в нашей стране. Это в целом мотивирует к приобретению имущества и к расширению производства.

Остановлюсь еще на одной, на мой взгляд, системообразующей задаче в сфере развития государства. Она касается работы налоговых и таможенных органов. Считаю, что приоритетом в их деятельности должна стать проверка исполнения налогового и таможенного законодательства, а не выполнение каких бы то ни было «планов» по сбору налогов и пошлин.

Очевидно, что фискальные органы в любой стране должны проводить контроль за правильностью уплаты налогов. Но справедливо будет признать и то, что в последние годы наша налоговая система находилась в стадии формирования. Потребовались время и богатая правоприменительная, судебная практика, чтобы у нас появились четкие ответы на все вопросы.

Фискальные органы не должны проходить мимо нарушения законов, ни в коем случае не должны. Вместе с тем должны быть найдены такие формы погашения налоговой задолженности прошлых лет, которые обеспечивали бы интересы государства, но не разрушали бы экономику и не загоняли бизнес в тупик. Налоговые органы не вправе «терроризировать» бизнес, многократно возвращаясь к одним и тем же проблемам. Они должны работать ритмично, своевременно реагировать на допущенные нарушения, при этом главное внимание уделяя проверкам текущего периода.

…Надо принять меры по укреплению гражданского оборота. Я уже говорил, что мы должны в ближайшее время сократить до трех лет срок давности по применению последствий недействительности ничтожных сделок. Этот срок в настоящее время составляет десять лет»…

Другое дело, что автор послания прекрасно понимал: если ввести понятную и предсказуемую налоговую систему, то власть лишится права карать и миловать. Пошатнется и вся вертикаль власти, живущая тем же самым произволом, но обирающая, по меткому выражению нашего премьера, «ларьки», а не крупные корпорации. Поэтому, несмотря на последовавшие косметические изменения в законодательстве, на практике ничего не изменилось. А уже осенью того же 2005 года при рассмотрении уголовного дела Михаила Ходорковского и впоследствии, при банкротстве ЮКОСа, правоприменительная практика обогатилась чудовищными прецедентами – чудовищными не только по несправедливости к конкретным людям и компании, но и по отношению ко всей российской правовой системе. В рамках формата небольшой статьи, а не научного исследования, сформулируем практические выводы из группы «дел ЮКОСа» по итогам череды судебных разбирательств.

Во-первых, российский суд подтвердил и усугубил появившееся еще в 2001 году уродливое понятие «добросовестного налогоплательщика». Предыстория этого вопроса такова: во время дефолта 1998 года, когда правительство по политическим соображениям отказалось от банкротства массы проблемных банков, расцвел полукриминальный бизнес – уплата налогов заведомо через проблемный банк, находившийся в сговоре с налогоплательщиком (средства до бюджета не доходили, а делились между плательщиком и хозяевами банка).

С тем чтобы разрешить эту ситуацию, Конституционный суд в 2001 г. подтвердил, что налоги считаются уплаченными при списании со счета налогоплательщика, в том случае если этот налогоплательщик «добросовестный». Что такое эта самая «добросовестность», суд не раскрыл. И это понятие стало кочевать из одного судебного решения в другое. В итоге выяснилось, например, что срок давности, о сокращении которого с гордостью говорилось в послании, касается как раз этих самых «добросовестных» налогоплательщиков, а недобросовестных – не касается. Да и прочих прав у недобросовестных нет. Например, не имеют они права на налоговые льготы, даже если они предусмотрены законодательством. По уровню уродливости введенное российскими судами и отсутствующее в каком-либо законе понятие «добросовестности» очень просто иллюстрировать банальной параллелью с уголовным законодательством – это, например, предложить ввести норму закона, что право на жизнь имеет добросовестный человек, а недобросовестный не имеет.

Во-вторых, суд ввел также отсутствующее в российском законодательстве понятие «фактический собственник» (есть понятие аффилированных лиц, но оно обладает формальными характеристиками, далеко не все из которых просты в доказательстве). Тем самым к любому юридическому лицу без каких-либо формальных оснований, оказалось, можно предъявлять претензии за деятельность другого юридического лица. Так произошло и с ЮКОСом: ему предъявили налоговые претензии, отнесенные к сторонним компаниям. Опять-таки, переводя эту новеллу в нормы уголовного законодательства, можно, к примеру, постановить, что вашу квартиру надо конфисковать как «фактически принадлежащую Шамилю Басаеву», не утруждая себя никакими доказательствами.

В-третьих, суд присвоил себе право определять рыночную цену сделок – для борьбы с так называемым трансфертным ценообразованием. Это явление – концентрация прибыли там, где она бухгалтерски выгодна (будь то предприятие внутри страны или за рубежом), – имеет описание в российском законодательстве (ст. 40 Налогового кодекса РФ). Однако сами же налоговики признают, что эта статья сформулирована безобразно и прямому применению не подлежит, а в ее разъяснение выпущено огромное количество инструкций Министерства финансов, разъяснений Высшего арбитражного суда и т. п. Интересно, кстати, что, несмотря на многочисленные попытки Министерства финансов РФ внести в НК отдельную главу по трансфертному ценообразованию (речь об этом шла еще до «дела ЮКОСа»), это до сих пор не осуществлено. Трансфертным ценообразованием активно пользуются и государственные компании (например, обнародованные факты условий сотрудничества «Газпрома» с Gunvor или «Росукрэнерго», а также деятельность «Роснефти» можно смело отнести к таковым), и «правильные» частные. А для «неправильных» всегда можно попросить суды доначислить цены и налоги.

В-четвертых, суд принял абсурдное решение о том, что собственник может нанести ущерб сам себе. В частности, одна из статей приговора Ходорковскому обвиняла его по ст. 160 ч. 3 УК («Присвоение или растрата чужого имущества») в отношении самой компании ЮКОС. В рамках же арбитражного разбирательства о банкротстве ЮКОСа вдруг оказалось, что сначала входящие в состав ЮКОСа дочерние предприятия покупаются государством на аукционе в счет насчитанной ЮКОСом налоговой задолженности, а затем волшебным образом ЮКОС второй раз начинает быть должен – на этот раз своим же бывшим дочерним предприятиям, которым он нанес ущерб неправильным хозяйствованием. При этом долг самих бывших дочерних предприятий ЮКОСа, у которых теперь новый, правильный собственник, волшебным образом растворяется в воздухе за счет снятия претензий налоговиков.

В-пятых, суды узаконили (существовавшую, впрочем, всегда в пореформенной России) абсолютную бесконтрольность и произвольность действий налоговой службы. Обнаружив определенное нарушение, налоговая служба в любой момент может заключить с компанией мировое соглашение вплоть до полного прощения долга. А может, как в случае с ЮКОСом, не только не простить долг, но и насчитать пени и штрафы, превосходящие само тело долга.

Разумеется, указанные инструменты – это далеко не все, что есть в распоряжении государства. Есть, например, долгие годы спящая статья 169 Гражданского кодекса, подразумевающая ничтожность «сделки, совершенной с целью, противной основам правопорядка и нравственности». Что это такое, толком не ясно. В качестве меры наказания она предусматривает ни много ни мало конфискацию всего имущества, вырученного в результате такой сделки. Эта статья недавно была успешно использована в недавней корпоративной войне за башкирский нефтехимический комплекс – после достижения договоренностей о смене собственника группы компаний налоговые органы раздумали ее отчуждать. В налоговых спорах статья 169 ГК также часто использовалась до недавнего разъяснения Высшего арбитражного суда.

Для крупного, экспортоориентированного бизнеса крайне актуальным вопросом остается возврат НДС. Вопреки закону и здравому смыслу, фактически он стал возмещаться исключительно в судебном порядке. Для малого и среднего бизнеса актуальным остается проблематика бесконечных налоговых проверок, которые так и не были урегулированы законодательством какими-либо сроками. А когда их стали регулировать внутренними документами налоговой службы, то выяснилось, что разновидностей проверок – камеральной (проверка регулярно сдаваемой отчетности), выездной (разновидность фактического обыска на предприятии), встречной (истребование документа у третьего лица, то есть у вас же, по делу другого предприятия) и контрольной (проверка самих налоговиков вышестоящими налоговиками) – тем не менее достаточно, чтобы проверять предприятие круглогодично (к тому же придуман хитрый механизм «приостановления» проверки с ее возможным в любой момент возобновлением).

Формально уровень налогов в России невысок и ниже, чем в большинстве развитых стран. Однако правоприменительная практика налогового администрирования такова, что может разорить любого при желании властей. Ситуация усугубляется тем, что суд фактически является придатком исполнительной власти и не только не в состоянии уравновешивать ее, но и сам творит чудовищные правовые прецеденты. При этом различные политические клоуны рассуждают о том, что и рады бы, но, мол, не могут вмешиваться в деятельность независимого суда.

А что надо бы изменить в российской налоговой системе? Во-первых, та мелочная регламентация, которая затрагивает бухгалтерию предпринимателя, должна быть обращена на саму налоговую службу – с целью невозможности принятия произвольных решений на крупные суммы. Во-вторых, необходимо запретить использовать в налоговых спорах любые термины, не определенные законодательством. В-третьих, необходимо либо подробно определить порядок поиска сделок с трансфертными ценами, либо – что еще лучше – вообще отказаться от этой непростой науки, сложной для переходной страны со слабым правовым порядком. В-четвертых, максимально упростить налоговую систему, приведя ее в идеале к нескольким налоговым режимам: условно – для сверхприбыльных секторов экономики (которых совсем не много), для микробизнеса (тут, кстати, критерии отнесения к нему можно и нужно понизить, чтобы под него не маскировался крупный бизнес) и общий. Наконец, в силу понятной и далеко не сразу преодолимой слабости российской судебной системы признать юрисдикцию Стокгольмского арбитражного суда (аналога ЕСПЧ для граждан).

Все это, разумеется, программа для другого политического режима. Так как нынешний налоговый режим адекватен политическому и прямо из него вытекает.

Сергей Жаворонков, (“Особая буква”) – член Бюро политсовета движения “Солидарность”, старший эксперт Института экономики переходного периода