Либерализм, безусловно, лучшая модель общественного устройства из всех, известных истории. Идеи верховенства права и народного представительства, политических и экономических свобод везде и во все времена привлекали в либеральный лагерь самых образованных, самых честных, самых неравнодушных людей своего поколения, отвергавших крайности как охранительного («тащить и не пущать»), так и революционного («взять и поделить») свойства. Но история знала и других «либералов», тех, кого в современной отечественной публицистике именуют «либералами системными» – коллаборационистов, оправдывающих свои действия соображениями «пользы дела», «влияния изнутри» и даже «интересами страны».
Хрестоматийный пример – «либеральные технократы» при режиме генерала Пиночета, считавшие снижение инфляции и прирост ВВП достаточным оправданием для государственного террора, военной диктатуры и политических убийств. Впрочем, назвать чилийских реформаторов 70-80-х «либералами» можно лишь условно, в узкоэкономическом, но никак не в полном понимании этого термина. Куда более ярким примером коллаборационизма «системных либералов» служит история становления фашистской Италии. На момент вынужденного назначения Бенито Муссолини председателем Совета министров после так называемого «марша на Рим» – фактически переворота, организованного чернорубашечниками в октябре 1922 года, – фашистская партия занимала в Палате депутатов всего 36 из 535 мест. Утверждение Муссолини на посту премьера, предоставление его правительству расширенных полномочий и принятие так называемого «Закона Ачербо», запрограммировавшего избирательную систему на победу фашистов, было бы невозможно без поддержки депутатов из Либеральной партии, многие из которых расчитывали при помощи «сильной руки» нейтрализовать нараставшую угрозу слева. В состав первого кабинета Муссолини вошли четыре министра из Либеральной партии; бывший премьер-либерал Антонио Саландра согласился представлять фашистское правительство в Лиге наций. Влияние депутатов-либералов (особенно на юге страны), вошедших в «Национальный список» Муссолини на выборах 1924 года, позволило фашистам получить парламентское большинство. Уже после окончательного установления диктатуры некоторые лидеры распущенной в 1925 году Либеральной партии, в том числе экс-премьер Саландра, приняли из рук дуче назначения в марионеточный Сенат, видимо, по-прежнему убежденные, что служат «интересам Италии».
Репутацию итальянского либерализма в те годы спасали лидеры его левого крыла.Публицист и философ Джованни Амендола возглавил на выборах 1924 года альтернативный блоку официальных «либералов» и фашистов список «Конституционная оппозиция», вопреки давлению и манипуляциям прошедший в Палату депутатов. Летом 1924 года либералы из фракции Амендолы инициировали знаменитый «авентинский бойкот», последовавший за убийством лидера парламентской оппозиции Джакомо Маттеотти. В 1925-м Джованни Амендола был жестоко избит чернорубашечниками; так и не оправившись от полученных травм, он умер в больнице в Каннах в 1926 году. Муссолини говорил, что, узнав о его смерти, пообедал с большим аппетитом. Сегодня имя Джованни Амендолы носит одна из центральных улиц Рима.
Известную поддержку «либералы»-коллаборационисты оказали и нацистскому режиму Германии. 23 марта 1933 года депутаты из праволиберальной Народной партии и леволиберальной Демократической партии голосовали в Рейхстаге за закон о чрезвычайных полномочиях, предоставивший кабинету Гитлера право издавать законы в обход парламента и создавший юридическую базу для диктатуры национал-социалистов. Из соображений «фракционной солидарности» за принятие закона голосовали даже те либералы (в том числе депутат от Демпартии, будущий президент ФРГ Теодор Хойсс), которые теоретически его не поддерживали. Закон был одобрен конституционным большинством; «против» голосовала лишь фракция социал-демократов (депутаты-коммунисты были заблаговременно арестованы и лишены парламентских мандатов). Но роль «либералов» в Рейхстаге не идет в сравнение с ролью одного из основателей Демократической партии Германии Ялмара Шахта – блестящего финансиста, в прошлом комиссара по делам валюты и президента Рейхсбанка в Веймарской республике. В 30-е годы Шахт вновь возглавил Рейхсбанк и занял пост рейхсминистра экономики – на этот раз в правительстве Гитлера. Его компетентная политика, обеспечившая Третьему рейху завидные темпы экономического роста, доказала возможность для «системных либералов» достигать результатов в нелиберальных политических условиях, но в полной мере поставила главный вопрос: кому и чему эти результаты служат?
И в России после 1917 года нашлись (хотя и весьма немногочисленные) бывшие либералы, пошедшие на услужение к большевикам. К таковым, увы, приходится отнести троих видных деятелей партии кадетов: Николая Кутлера – бывшего товарища министра финансов, бывшего депутата Государственной думы (работал в Наркомфине и Госбанке РСФСР, участвовал в проведении большевистской денежной реформы), Евгения Щепкина – профессора, бывшего депутата Государственной думы (комиссар просвещения в Одессе), Александра Мануйлова – бывшего члена Государственного совета, бывшего министра народного просвещения Временного правительства (член комиссии, готовившей ленинскую реформу правописания, консультант Наркомфина, член правления Госбанка РСФСР), а также одного из основателей Партии демократических реформ, бывшего депутата Государственной думы князя Сергея Урусова (секретарь секции Наркомзема, сотрудник Наркомсовхозов и инспекции Госбанка СССР).
Стали ли хоть на йоту «либеральнее» режимы Муссолини, Гитлера или Ленина-Сталина от присутствия кучки «либеральных» коллаборационистов – вопрос очевидно риторический. Практическим служением («эффективный менеджмент») и репутационным прикрытием подобных режимов «системные либералы» лишь укрепляли их антилиберальную, зачастую – откровенно преступную политику и объективно становились злейшими врагами тех идей, которые якобы исповедывали. Их урок актуален и сегодня. Никакие «теории малых дел» не способны оправдать «либеральный» коллаборационизм. Как вообще не может быть оправдано преднамеренное, циничное, осознанное предательство.