Марк Фейгин: Мания Владимира Путина

Увидевшие в давосской речи плохо скрываемый «кисляк» Дмитрия Анатольевича уместно предположили, что нынешний Президент определенно согласился со своей сменяемостью против путинского «камбэка». Казалось бы, при всей очевидности хода политических событий, связанных с неотвратимостью плана «Путин-2012», закономерен вопрос – отчего так непомерно велико желание премьера вернуться в президентское кресло? Только ли соображениями обеспечения безопасности собственной и ближайшего окружения объясняется маниакальная эта тяга? Или, скажем, жаждой еще большего обогащения? Возможно. Однако сама эта настойчивость создаёт столь непредсказуемые риски для здоровья и психики 58-летнего Владимира Владимировича, что впору обеспокоиться стабильностью его состояния. Разумеется, по многим физиологическим показателям он не то что сверстников, но и людей куда более молодых «обскачет» с резвостью сравнимой разве что с образчиком здорового организма из анатомического атласа. Но вот обращение к глубинам темной его стороны, к самым заповедным закоулкам его психики вполне может дать ключ к разгадке его властолюбивой натуры.

Определенно, что власть для Владимира Путина относится к числу самых сильных гедонистических ценностей. Возможно, ещё 10 лет назад он и не испытывал столь притягательного влечения к этому «наслаждению из наслаждений» (Джилас) и она представляла интерес для него лишь с вполне прагматической, утилитарной точки зрения (знаменитый разговор с Березовским: «хочу быть как ты» или его желание возглавить «Газпром»). Однако, по-видимому, с годами президентства в «нулевые» (со столь безудержным ростом материального благосостояния и социального престижа, обеспечиваемых верховной властью) Путин, если и не охладел к накопительству и «барахолке», то определенно пресытился. Куда больше теперь тешит его гедонистическую натуру власть как таковая, о чем свидетельствует его декабрьское общение с подданными. Власть определенно представляется Путину как источник почти физических удовольствий, далеко не последним в числе которых является благосклонность противоположного пола. Причем, это не обязательно должно выражаться в непосредственных утехах (как у Нерона или Кеннеди). Об этом следует говорить, как о важном атрибуте притягательности власти, с влечением к которому мало, кто способен справиться. Путин, в этом смысле, не исключение. Тем не менее, перерождение Владимира Владимировича в тирана и аскета, как Сталин, ему не грозит. Его материальная мотивированность никогда не исчезнет до конца (меняться на пороге шестидесятилетнего юбилея определенно поздно).

Итак, власть в её терминальном значении и есть самое большое и радостное наслаждение для Путина, потеря которого (помимо всего прочего) болезненная травма для его либидо.

Как это не покажется странным, потребность власти способна успешно реализовываться только при условии, что она сочетается с умением подчиняться воле других людей. Тот же Сталин, не говоря уже о его преемниках, был одним из самых послушных подчиненных Ленина. А что уж говорить о Путине – классическом чиновнике. К характеристике его достоинств, в этом смысле, можно отнести не только питерский и ельцинский периоды (и, впрочем, нынешний медведевский), но и куда более ранние. По вполне достоверным сведениям у пожилого руководства ленинградского КГБ Путин ходил в любимчиках, поскольку не имел себе равных в исполнительности и дисциплинированности.

Вот ещё одно весьма убедительное свидетельство из санкционированной властью книги О.Блоцкого «Владимир Путин: дорога к власти» (Москва, 2002 год). Цитата из Людмилы Путиной: “…мы и ездили в наше свадебное путешествие вместе с друзьями – мужем и женой, у которых была своя машина. Вот тогда для меня стало удивительным открытием, что Владимир Владимирович в коллективе никогда не претендует на пальму первенства. Лидерство он отдавал более активному человеку. Тот мужчина, Саша, был именно таким и поэтому постоянно планировал наши дни, а Владимир Владимирович охотно подчинялся. Наверное, именно благодаря этому тот месяц мы провели даже без намека на какую-либо ссору, очень спокойно и доброжелательно…”

Исследования Теодора Адорно об авторитарной личности почти строго документировало это органическое сочетание жажды повелевать другими и готовности рабски служить тому, кто находится на ступеньку выше. Не случайно потому интеллигенты плохо сотрудничают друг с другом, и плохо подчиняются, что предполагает известную иерархию (взгляните на наши либеральные оппозиционные организации). Определенно, что потребность в знаниях и творчестве, а зачастую интеллигентское участие в политике в этом и выражается, явно не способствует объединению. А вот у Путина это удается куда успешнее. По-видимому, чередование связанных с властью состояний (подчинение-власть, власть-подчинение) столь существенно сказалось на психологии Владимира Владимировича, что будущее президентство необходимо ему как амфетамин наркоману в «бычковской клинике».

Стремление Путина оставаться на властном пьедестале, как можно дольше, объяснимо и его опасением потери места в высшей элите. Тот же Ходорковский (нет смысла обсуждать, в который уже раз, его очевидную невиновность) был выведен из круга истеблишмента из-за своей несговорчивости и нарушения принятых элитных правил (отдай и не гунди!). Его судьба, безусловно, показатель последствий такого исключения из «закрытого клуба». Надо, впрочем, сказать, что как раз в случае с Ходорковским (да и с Березовским, и Гусинским) власть поступила вполне традиционным образом. Когда возникает потребность в деньгах она, власть, забирает их у евреев (никакого, причем, антисемитизма). Так поступали правители от средневековой Испании до нацистской Германии. Правда, в случае с Ходорковским всё пошло как то не так – он оказался «железобетонным», политически последовательным и весьма волевым чуваком, да ещё и с определенно выраженной патриотической начинкой, что завело в известный тупик его гонителей (Барыга! Ты чё-о-о-о-о?). Кстати, последний медведевский парафраз Путина о Ходорковском на Блумберг-ТВ и в Давосе о праве суда, Мэдоффе и торжестве закона вступает в существенное противоречие с той же «Кущевкой». Там без разбора, по прямой президентской команде (вполне справедливой) били «наотмашь молотком» и по купленным судьям, и по преступникам-ментам, и злодеям-прокурорам. С законом не осторожничали. Неправосудная практика порой того требует.

Бывают и более мягкие варианты «элитных» наказаний, как в случае с Лужковым, который скачет по Европе, как зайчик от браконьерской двустволки.

Одним словом, для Путина его место в элите – показатель личной стабильности и родовой принадлежности к власти (даром, что дедушка работал поваром у Сталина) и всякая угроза утраты этого положения вызывает у Владимира Владимировича почти физическую боль. Элитность – это своего рода солидарность власть имущих, билет в которую стоит дорого, а его утрата никак не оплачивается.

И последнее. Путин, будучи определенно обеспокоен за свою приближающуюся старость, решил не изменять геронтократической советской традиции и встретить её, что называется, во всеоружии на мавзолее (как знать, может и собственном). Возможно, будь ему лет 40, выбор его между олигархическим комфортом и пожизненной властью пал бы на первый вариант. А так… слова Абдулы, из полюбившейся его предшественнику синемы («хорошая жена, хороший дом, что еще нужно человеку чтобы встретить старость?»), нашего героя уже особенно не трогают.

Блог Марка Фейгина на “Эхо Москвы”