К очередному военному празднику российская армия пришла во всем победном великолепии. Успех внезапного развертывания на российско-украинской границе в 2014-м, «возвращения» Крыма, «победы» под Мариуполем и в Дебальцево – все это логично перетекло в эффектное появление наших самолетов в Сирии. Российские бомбежки привели к тому, что армия Асада, вчера еще дышавшая на ладан, перешла в контрнаступление и осадила второй по значимости город Сирии – Алеппо. В условиях раскрученной телевидением милитаристской истерии подведомственное население радостно желает повоевать за отечество. Согласно свежему опросу «Левада-Центра», 58 процентов населения (наивысший показатель за всю историю наблюдений) уверено, что стране необходима призывная армия. Подавляющее большинство жителей страны верит, что она, страна, окружена врагами и что родная армия героически эти угрозы отразит. И вот уже американский президент называет российскую армию «второй в мире», а вице-премьер Рогозин решительно с Обамой не соглашается: «Наша армия может быть не первая, но уж точно не вторая». Казалось бы, все идеально – военный успех следует за успехом, а население, четверть века мучавшееся от того, что Россию никто не боится, теперь испытывает имперский восторг (афганский синдром прошел, тридцать лет спустя эта кровавая авантюра воспринимается исключительно по телевизионным сериалам).
Однако, подозреваю, что эта военная эйфория довольно скоро пройдет. Реформы Сердюкова, придавшие российским Вооруженным силам как раз те качества, которые и обеспечивают нынешние победы, пришли в противоречие с амбициями Кремля. На беду реформам. Успехи российской армии в Сирии и в Крыму стали следствием отказа от концепции массовой мобилизации, которая основывалась на том, что в момент военной угрозы под знамена призывают миллионы резервистов. Из-за этого большинство соединений российской армии были небоеготовы – их было необходимо доукомплектовать людьми, призванными с «гражданки». Зато на двух солдат приходился один офицер. Ведь нужно кому-то командовать батальонами и полками мифических резервистов. Сердюков и его начальник Генштаба Николай Макаров беспощадно сократили все соединения неполного состава – их количество в Сухопутных войсках уменьшилось в 10 раз. Были уволены все лишние офицеры. В результате сохранившиеся части удалось укомплектовать полностью, по штатам военного времени. После получения приказа они готовы действовать немедленно, без долгих недель «отмобилизации». Это и обеспечило Вооруженные силы стратегической мобильностью, способностью к немедленному развертыванию.
Чем Владимир Путин не замедлил воспользоваться на Украине и в Сирии. Буквально через сутки после того, как в феврале 2014-го Верховный главнокомандующий объявил «внезапную проверку, свыше 40 тысяч солдат и офицеров заняли позиции на российско-украинской границе. Еще 25 сентября 2015-го неназванный источник в кремлевской Администрации заверял, что у России нет планов военной операции в Сирии. А 30-го секретно переброшенные самолеты начали первые бомбежки…
Однако эти победы сыграли злую шутку с кремлевскими начальниками. Военная сила – это единственный инструмент, которым они сегодня располагают. И поэтому на армию возлагают все новые задачи. Так батальонные тактические группы, предназначенные для выполнения боевой задачи в короткий срок, задержались на два года на российско-украинской границе. Что совершенно измотало не только их, но и соединения, которые их формировали. Действия России на Украине спровоцировали страны НАТО на размещение сил быстрого реагирования и тяжелой техники в странах Балтии, Польше и Румынии. Теперь уже Москве надо отвечать. Уже объявлено о создании трех новых дивизий на «западном направлении». Всего же, если верить публикации в «Независимом военном обозрении», только в последнее время «появилось восемь новых оперативных объединений (другими словами, армий), более 25 дивизий (общевойсковых, авиационных, ПВО, надводных кораблей), 15 бригад». Однако даже Владимир Путин с Сергеем Шойгу не могут изменить демографическую ситуацию. По планам Минообороны, численность Вооруженных сил в этом году должна вырасти всего на 10 тысяч военнослужащих. Этого ничтожно мало, чтобы сформировать 40 новых соединений. Выход один – забыть о сердюковских реформах, вновь создавать кадрированные части, где офицеров будет едва не больше, чем рядовых.
Неслучайно тут же выяснилось, в Вооруженных силах вдруг образовался недостаток командиров (а еще недавно от переизбытка лейтенантов назначали на сержантские должности). Фактически уже произошел отказ от попытки изменить систему военного образования. Вместо единых учебных центров, которые хотел создать Сердюков – громоздкая трехступенчатая система: сначала военное училище, потом видовая академия, затем академия Генштаба. При этом учебные заведения вернулись в ведение главкоматов, что снова превратит военное образование в усвоение набора механических навыков.
Единственное, что осталось от сердюковских реформ, – это твердо заявленное стремление к профессионализации Вооруженных сил. Нынешнее руководство Минобороны настаивает, что даже глубокий экономический кризис не помешает ежегодно увеличивать количество контрактников на 50 тысяч (к концу 2016-го их число должно достичь 400 тысяч). Однако не исключено, что в ближайшем будущем генералы явятся к президенту с данными социологов о том, что миллионы россиян радостно желают отдать патриотический долг, и, слегка подтасовав цифры, убедят главного начальника вернуться к идее призывной армии.
Владимир Путин неоднократно вспоминал о 1999 годе, когда при формальной численности Вооруженных сил в 1,3 миллиона военнослужащих он не мог сформировать группировку в 60 тысяч солдат и офицеров. Чтобы избежать такой ситуации в будущем, и были предприняты реформы. Выяснилось, что российская власть не дозрела для подобных реформ. И она начала втихаря отказываться от них…
Что особенно важно, именно тогда, когда благодаря внешнеполитическим и военным успехам в Сирии Россия фактически оказалась на грани большой войны. Не уверен, что следующее 23 февраля будет столь же радостным, как нынешнее.