На уходящей неделе все более четко и рельефно стал вырисовываться формат взаимодействия российской власти с различными частями нашего общества в условиях падающей экономики. А с экономикой нашей, несмотря на бодрые заявления профильных министров и серьезный рост нефтяных котировок, дела обстоят совсем не здорово – за последний квартал рецессия составила 1,2 процента, и никаких признаков того, что в краткосрочной перспективе ситуация может измениться, пока не наблюдается. Особая нервозность на самых разных уровнях нашей власти возникает от ощущения (замечу – вполне обоснованного), что возможности для маневра сужаются буквально на глазах. Есть одна базовая проблема, которую нынешний режим разрешить не в силах – отсутствие убедительного ответа на главный по нынешним временам вопрос: как российское общество станет реагировать на обвал отечественной экономики и сопутствующие этому драматичному процессу обстоятельства? Пока социология демонстрирует сохраняющуюся веру в вождя нации и резкое ухудшение отношения ко всем остальным субъектам российской власти. Однако непонятно, сколь долго этот шаткий баланс будет сохраняться. Отсутствие внятного понимания политических перспектив исключает возможность появления внятной стратегии реагирования на разнообразные угрозы. И, тем не менее, в последнее время некоторые очертание, если не программы, то определенного комплекса мер стали проявляться.
Не так давно главный редактор и владелец «Независимой газеты» Константин Ремчуков в одном из интервью обозначил новый, с его точки зрения, тренд в отношениях власти и оппозиции. Дескать, если раньше власть выставляла против «несогласных» пусть и нанятых ею, но все же представителей гражданского общества, создавая видимость общественного противостояния и как бы оставаясь над схваткой, то теперь, отбросив лицемерие (стесняться больше некого), вовсю начала использовать собственную репрессивную машину. Что, понятное дело, надежнее. Последние события показывают, что Кремль, задействовав в борьбе с оппозицией весь силовой потенциал от полиции до судов, от «общественной» составляющей все же отказываться не собирается. Наглое и достаточно жесткое нападение представителей отечественного казачества на команду Навального в аэропорту Анапы – наглядное тому подтверждение.
Конечно, начиная рассуждать о сегодняшних способах и методах контроля кремлевцев над общественными группами, призванными противостоять оппозиции, мы вступаем на зыбкую почву догадок и гипотез, но все же есть стойкое ощущение, что методы эти за годы путинского правления претерпели серьезные изменения. Если, например, движению «Наши» десять лет назад подробно расписывали каждый шаг, планировали любую их акцию, то казаки, похоже, — общественная конструкция следующего уровня, которая уже умеет сама определять и находить цель. Я почти уверен в том, что решение о нападении на Навального принималось на уровне атаманов славного кубанского казачества. Побудительный мотив очевиден – если мы его пропустим, то начальники решат, что казаки на фиг не нужны и перестанут нас кормить. Понятно, что это определенное нарушение иерархии, выход за пределы своей компетенции, но, по всей видимости, в Кремле уже готовы отказаться от тотальной монополии на насилие, частично делегировать силовые функции низовым структурам. Случай Рамзана Кадырова, когда налицо грубое и демонстративное вторжение в федеральную повестку, разумеется, крайний, но от этого не менее показательный. Но политическая оппозиция, которая теперь будет подвергаться давлению со всех сторон, вовсе не единственная угроза Кремлю. Есть еще так называемые «элиты», которые, будучи опорой нынешней власти, не могут быть в восторге от сложившейся политической ситуации хотя бы потому, что изоляция России, ставшая следствием российской внешней политики, прямо бьет по их интересам. Именно поэтому сегодня их полномочия и рамки дозволенного тоже заметно расширяются.
Закон, существенно ограничивающий ввоз лекарственных препаратов из-за рубежа, хоть и не породит бурю негодования в обществе (основная масса населения, понятное дело, покупает лекарства исключительно в аптеке), но и большого энтузиазма не вызовет. Все же рядовому обывателю не очень понятно, почему надо вводить подобные ограничения, когда речь идет о здоровье людей. Надо думать, это в любом случае не тот закон, который стоит принимать в год выборов. Кажется, можно было бы и подождать полгода. Но выясняется, что нельзя, Кремль вето не накладывает. Потому что лоббистская (читай – коррупционная) составляющая его огромна, и, следовательно, мы имеем дело с компенсационными мерами, призванными частично возместить очевидный ущерб придворному сообществу от политики, проводимой государством.
И все же не оставляет ощущение, что все действия власти по сохранению статуса-кво, попытки зацементировать ситуацию, не дать ей окончательно расшататься носят откровенно ситуативный, а вовсе не системный характер. Ну да, сегодня стратегия Кремля по удержанию власти описывается следующим образом – врагов мочим, своим даем тырить от пуза. Однако и тот, и другой ресурс очевидным образом не бесконечен – оппозиция поднимет голову в тот самый момент, когда почувствует, что улица закипает, а глухой ропот элит, может, и не перерастет в дворцовый переворот, но явным образом указывает на то, что голову за царя нынче класть никто не захочет. Потому что все эти мелкие (и не очень) жулики, хоть из парламента, хоть из Белого дома, они же подписывались на другую работу. В том контракте (который, тем более, уже нарушен) про риски потерять собственность, свободу или, не дай Бог, жизнь ничего не говорилось. Впрочем, это все же перспектива не завтрашнего дня. Российские подпутинские элиты все еще лелеют надежду, что плохие времена пройдут, а пока, затянув пояса, можно перебиться законами про ограничение ввоза лекарственных средств. Понимания, что трудности носят не временный характер, еще не наступило. Это прекрасное открытие впереди.